– Вам это знакомо, саид?

Ричард почувствовал, как ему стиснуло горло, он узнал медальон. Слишком хорошо запомнилась ему эта поделка, слишком часто он видел ее на шее Майи. Когда большой палец араба раскрыл запор, сомнений совсем не осталось.

– Откуда это у вас? – В голосе Ричарда прозвучала немая угроза.

– Не украл, саид Бертон. Она дала мне его сама. Много лет назад.

Ричард внимательнее присмотрелся к арабу. Тот был немолод, приблизительно его возраста, возможно, несколькими годами моложе. Его одежды были грязны, куфия вылиняла и обтрепалась. Лицо покрывали шрамы, пусть и не такие глубокие, один шел через бровь. В черных волосах средней длины виднелись серебряные прожилки, как и на бороде. «Больше не ношу», – вспомнились ему слова Майи в Каире, полгода назад, о медальоне. Тогда Ричард обратил внимание на ее странный тон.

Он кивком указал на другую сторону улицы.

– Там есть хорошее кафе. Расскажи, как у тебя медальон оказался…

Кофе давно остыл, когда Рашид закончил свою историю. Он рассказал не все, лишь самое необходимое, но Ричард Фрэнсис Бертон смог додумать все остальное: сын Майи был совсем не похож на лейтенанта с песочными волосами, которого он видел в Адене. Несколько фраз, в которых послышалось что-то новое. Тень, пробежавшая по лицу за долю секунды, боль в глазах. Монета из Химьяра.

В сердце Ричарда закипела ревность, и он не знал, что ранило его сильнее. В пережитых приключениях Майя оказалась ему равной, а возможно, и превзошла его, ибо теперь, в отличие от него, была счастлива. А искры любви в ее глазах были больше неподвластны ему. Теперь Ричард увидел эти искры в глазах араба, в чем-то похожего на него. Но все же между ними было мало общего. Только язык. И эта женщина, которую ни один не смог изгнать из своих мыслей и сердца. До сих пор.

– Вы не могли бы передать ей медальон? Чтобы она знала, что я еще жив?

Ричард молчал, неподвижно сидя на стуле, и наблюдал за уличной пестрой толпой.

– Вам известен главный враг любви? – едва слышно вдруг спросил он, возможно – себя, а не собеседника. – Гордость. Главный враг любви – гордость.

Он вздрогнул, достал из кармана несколько монет, положил на стол и взял шляпу, лежащую рядом на стуле.

– Отнесите ей сами, – сказал он хриплым голосом, надел шляпу и надвинул ее на лицо. – Она живет в Каире. Спросите англичанку, которая пишет книги.

Ничего не добавив, он ушел. Внешне Ричард не изменился, но что-то в нем угасло. Навсегда.

– Ты поедешь? – Юсуф пристально, не мигая, уставился на Рашида.

Тот молча пожал плечами, глядя с холма на город, откуда вернулся в лучах заходящего солнца.

– Не знаю.

– Ты еще сомневаешься?! Ведь ты ждал этого столько лет! Нет, не обсуждается!

Рашид молчал, но торговец разволновался еще сильнее.

– А, ты себя стыдишься! Думаешь, недостаточно хорош! Боишься, что она прогонит тебя! Ты…

– Хватит, – перебил Рашид.

На мгновение утихнув, Юсуф тихо продолжил:

– Что ты теряешь, Рашид? Если она отвергнет тебя, ты наконец обретешь покой. И, – игриво добавил он, – в каждом арабском городе знают Юсуфа бин Надира, который покупает и продает все, что стоит денег. Ему всегда пригодится сторож.

Уголки губ Рашида невольно поползли вверх. Вместо ответа он попросил:

– Ты можешь одолжить мне верблюда на одну ночь?

Рашид молча указал в сторону пустыни.

– Давай, вперед! – крикнул Юсуф.

Его длинноволосый спутник поднялся, и торговец встал.

– Но ты должен вернуться с правильным решением! – услышал Рашид напутствие, уезжая.

Рашид долго сидел в пустыне, под звездным шатром с темно-желтой луной на горизонте, словно шафраном раскрашенной. Это не могло быть случайностью – лишь указующим перстом Аллаха. Он словно очнулся после долгого сна, снова ожил. Юсуф прав: терять нечего. Давно. Он уже и так потерял почти все, что составляло его жизнь. И впервые почувствовал себя свободным. От обязанностей и законов своего племени, от своего народа.

Рашид стал свободным человеком, мог идти, куда хочет. Ему понадобилось много лет скитаний, чтобы осознать это. Осознать здесь, в Дамаске.

Майя сидела за письменным столом, но работа шла тяжело. В последние дни ее одолевало необъяснимое беспокойство. Она сняла очки и положила на полуисписанный лист бумаги, потерла глаза и переносицу. Мягкий порыв ветра прилетел с балкона, принес аромат песка и пыли. В который раз на этой неделе. Скоро настанет лето, и она поедет домой, отдохнет, окруженная всеми домашними, и полюбуется шестым малышом Ангелины, рожденным этой зимой.

Услышав хриплый крик сокола, Майя вздрогнула. Она поспешно отодвинула стул, выбежала на балкон и посмотрела на небо. Ничего. Разумеется, ничего. Иллюзия, шутка утомленного разума. Несмотря на полуденный зной, Майя вдруг замерзла, обхватила себя руками. Она почти плакала.

– Да? – отозвалась она, заслышав стук в дверь. В комнату заглянула Эмми.

– Я знаю, ты не любишь, когда мешают. Но внизу ждет араб, хочет с тобой поговорить. Говорит, дело важное.

Майя вздохнула и смиренно пожала плечами:

– Хорошо, пусть заходит. Мне все равно не работается.

Заслышав на лестнице тяжелые шаги, она пригладила волосы и расправила юбку. Сложив руки в замок, Майя ждала, пока неожиданный посетитель не оказался в дверях.

Прошедшие годы рассеялись, словно дым, когда Рашид и Майя взглянули друг другу в глаза. Рассеялся кабинет, дом, исчез весь Каир… Вокруг них простиралась пустыня Рамлат эс-Сабатайн, бесконечные пески до самого горизонта, блистающие в солнечном свете расплавленным золотом. Солнце опустилось, и пустыня превратилась в океан розовых лепестков, в поле лаванды. Над ними засияли звезды, яркие кристаллы в темно-синем небе, и, искрясь, взошла желтая, шафрановая луна.

Сделав шаг, они крепко и молча прильнули друг к другу – каждый хотел убедиться, что это не сон. Они не отпускали друг друга, когда песок под ногами исчез и вновь появилась плитка, стены, заваленный бумагами письменный стол, возникли книжные полки, раздался шум переулка…

Майя провела рукой по лицу Рашида, по старым и новым шрамам, морщинам вокруг глаз, двум резким складкам у губ и тонким серебряным нитям в его волосах, бороде. Он тоже ощупывал локоны Майи, морщинки в уголках ее глаз, тщетно пытался вытереть покруглевшие щеки – по ним катились все новые и новые слезы. Ее волосы прилипли к его влажным пальцам, он провел рукой по черному платью и монете из Химьяра, а Майя взяла в руки бабушкин медальон и старое обручальное кольцо, проделавшие столь дальний путь. Но и вполовину не такой длинный, как она и Рашид.

– А ведь правда, – услышала Майя шепот, и сердце замерло от звука его голоса, гораздо более прекрасного, чем она помнила. – В итоге путник всегда стремится домой.

– Кто это сказал? – прошептала Майя.

– Юсуф. Мой друг. Он отправил меня к тебе.

Майя покачала головой.

– Аллах. Аллах отправил тебя ко мне, а Бог мне тебя вернул.

Рашид улыбнулся и склонил голову.

– Аль-хамду ли-иллах. Слава Богу.

Эпилог

Кочевая палатка из камня и мрамора, в два раза выше человеческого роста. Скрупулезно выточена каждая складка. Внутри – алтарь с портретами и множество цветочных ваз. С потолка свисают четыре арабских фонарика. За ярким стеклом в кованой оправе мерцают огоньки, наполняя помещение сиреневыми, красными и зелеными отблесками, блики смешиваются со светом стоящих на полу фонарей и маленького хрустального окошка. Слева покоится каменный саркофаг, покрытый цветами, дарами английского лета всех оттенков и форм, в самом центре – букет незабудок. В воздухе еще витает аромат ладана. Майя положила на саркофаг листья финиковой пальмы и вытащила из сумки небольшой мешочек. Песок. Только горсть, но достаточно, чтобы развеять его здесь с ладони. «Всего лишь из Каира, любовь моя, но надеюсь, он тебя порадует, где бы ты ни был. Пусть я и опоздала на твои похороны из-за враждебных ветров. Я знаю, ты не любишь прощаться, поэтому не буду задерживаться…»